Он голоден был и нищ, искал, где стол, а где кров.
Но в тесных стенах жилищ порою просил перо.
Писал он наверх, молил, чтоб средствами Бог помог.
А тот лишь стихи дарил и ноты к ним между строк.

А утром скрипела дверь, и снова судьбой гоним,
Голодный, как дикий зверь, но с песней, как Херувим!
И снова скрипела дверь, и снова судьбой гоним,
Голодный, как дикий зверь, но с песней, как Херувим!

И думал он, что всё зря – стихами не будешь сыт.
Но как-то средь сентября качнулись небес весы.
И, в общем, не важно как – случился контракт иль клад –
Главное, он, бедняк, негаданно стал богат.

И кров был, была еда, и даже бутыль чернил –
Вот только творить, увы, Господь ему запретил...
И кров был, была еда, и даже бутыль чернил –
Вот только писать, увы, песни он прекратил.

Всё получил, что мог сам пожелать себе –
Кое-кому помог, кое-кого согрел.
Только, в конце концов, в вечность ушла душа,
Детям оставив кров, лёгкая, без гроша.

А через много лет кто-то, книгу открыв,
Вспомнил его стихи, спел на его мотив.
И через много лет кто-то, книгу открыв,
Вспомнит его стихи, споёт на его мотив.